Человек человеку волк или Покорение Америки - Страница 49

За каждый такой вечер я получал двадцать пять долларов. В дни, свободные от тренировок и выступлений работал в кабаке, принадлежавшем Мяснику, охранником и вышибалой. Кабак представлял собой смесь бара и танцевальной площадки. Столиков, как таковых не было. Вдоль двух стен стояли длинные скамьи, а пили у стойки. Представлял он собой, если можно так сказать, дешевую пышность. Бумазейные занавеси, грубая лепнина и вперемешку развешанные по стенам картины и литографии на фривольные и морские темы. Назывался он одиозно "Путеводная звезда", а ниже на огромных железных крюках перед входом болталась вывеска "Большие вечерние танцы". Женщин у нас пускали бесплатно, а вот мужчинам приходилось платить за право потанцевать и выпить — двадцать пять центов. Днем в заведении было относительно тихо и спокойно, но ближе к ночи посетители напиваясь, становились все более дикими и неуправляемыми. Танцы под музыку писклявой скрипки, бухающего контрабаса и дребезжащего пианино были такими же буйными, как и сами танцоры. К началу ночи веселье становилось таким диким, что кабак временами мне начинал напоминать сумасшедший дом. Тут начиналась работа вышибалы. Хотя нас было трое, все здоровые мужики, крепкие на кулак и вооруженные тяжелыми дубинками, но работы хватало на всех и даже с излишком. Наши клиенты, львиную долю которых представляли мастеровые, матросы, иммигранты, воры, сутенеры и их шлюхи, не задумываясь, пускали в ход, как кулаки, так кастеты и ножи. Женщины мало, в чем уступали мужчинам в своих проявлениях злобы и неистовства. Ударить коленом в причинное место мужчине или ткнуть пальцем в глаз сопернице, а потом, схватив за волосы, бить ее лицом о стену — этого сколько хочешь! Хотя, что говорить про шлюх, когда в двух кварталах от нашего кабака было точно такое же заведение, где одной из двух вышибал была женщина. Звали ее Подтяжка Мэг, из-за того, что она носила юбку на подтяжках. Здоровенная, под метр девяносто англичанка, а злая, как клубок разъяренных змей. После того как хорошенько изобьет нарушителя дубинкой, она хватала его за ухо зубами и таким образом волокла гуляку до дверей, под неистовый хохот и улюлюканье клиентов. Как мне говорили, что иногда, когда жертва пыталась вырваться или оказать сопротивление, ухо оставалось в ее зубах.

К трем часам утра, когда заведение закрывалось, начиналась завершающая часть нашей работы, заключавшаяся в выкидывании последних гуляк из заведения, затем в вытаскивании вконец упившихся на улицу, предварительно очистив их карманы. Закончив, мы становились у стойки и делили добычу. Затем кто-нибудь из барменов доставал бутылку и пускал ее по кругу, после чего мы начинали расходиться по домам. Выходя на улицу, я всегда стоял несколько минут на свежем воздухе, наслаждаясь ночной тишиной и покоем после сцен разгула и буйного веселья. Мне нравились эти минуты, приносившие в душу спокойствие и умиротворенность. Они стали для меня своеобразным ритуалом, даже в те дни, когда было холодно и сыро или шел проливной дождь. Идя домой, я привычно оглядывался по сторонам, держа наготове револьвер, лежащий в кармане сюртука. Шансы быть ограбленным и убитым были достаточно реальны, особенно в районах, где проживали бедняки. Где жил я. Живя на человеческой помойке уже четвертый месяц, я стал уставать от грубости и жестокости окружающих меня людей, от неустроенности быта. Этот суррогат жизни был не для меня. И это был не гонор человека двадцать первого века с высокими запросами, а простое понимание ситуации: подобная жизнь и работа могли удовлетворить только громилу со здоровыми кулаками и куриными мозгами. Приглядываясь к местной жизни и людям, я искал любую возможность подняться наверх, но даже не смог стать равноправным членом банды, так как был "человеком со стороны", не имевший ни преступлений за своей спиной, ни знакомых уголовных авторитетов. Просто кулачным бойцом, которого пригласили за деньги выступать на потеху публике. Не больше и не меньше. Если меня покалечат в одной из схваток, то просто вышвырнут на улицу и возьмут другого. Попыткам вырваться из человеческого болота мешало плохое знание внутренних хитросплетений местной жизни, а также отсутствие связей и денег. Всю свою прошлую жизнь я был солдатом, исполнителем. Мог быстро оценить или проанализировать сложившуюся на месте ситуацию, проявить инициативу в ходе операции, но это был мой предел. Анализ и разработка самих операций, поиск наилучших вариантов никогда не были моей работой. Так же как психология людей, использование их слабостей, что давало возможность ими манипулировать, создавая тем самым для себя благоприятные ситуации и возможности. Единственное, в чем мне повезло, то это в том, что в прошлой жизни работал в условиях, сходных с местной жизнью. Мне даже не пришлось переиначивать свой основной принцип, которым я руководствовался в моей бывшей работе: "Не оставлять врагу ни шанса!".

Искать наиболее быстрый выход из жизненного тупика, в котором я оказался, меня заставляла моя работа, то чем я зарабатывал себе на жизнь. Схватки на арене и работа вышибалы. Если на арене противник у меня был перед глазами, то в кабаке, пьяный или одурманенный клиент мог запросто ударить ножом в спину или проломить голову, как моему предшественнику, чье место я занял. Ему разбили голову кистенем, когда тот вышел подышать свежим воздухом. Убийцу так и не нашли. Предполагали, что это был один из буйных клиентов, который был выброшен им из кабака. Я даже пытался использовать свои знания и возможности, как человека будущего, но, к сожалению, они были настолько специфичны, что не представляли никакого практического применения в этом времени.